Внезапно кожей он опять почувствовал возле себя движение, но теперь оно материализовалось во внезапное легкое прикосновение. Ощущение было такое, будто две холодные мягкие ладони скользнули сзади по его щекам и шее, а потом быстро отпрянули. При этом послышался звук похожий на приглушенный женский смешок.

– Джейн, это ты? – спросил он наугад, не зная, на кого еще можно подумать.

Снова смех и игривое прикосновение, однако почему-то родилась уверенность, что это не Джейн, да и как она могла оказаться здесь, в замкнутом и темном коридоре подлодки, где свободно разгуливают привидения. Но тогда кто?! Ведь на борту больше нет никаких женщин, тем более таких, которых не смущают посетители с того света. Или есть? Правда, говорят, что призраков видят лишь те, кому они являются, но ведь кто-то же приоткрыл для них дверь. Или «врата», как только что поведал дух Томпсона?

– Кто здесь? – громко и напряженно произнес Ланселот, пытаясь своим решительным тоном вернуть себе ощущение реальности и сохранить самообладание. – Хватит с меня этих ваших штучек! Если вам чего-то от меня надо, то говорите прямо и… зажгите, наконец, свет в этом чертовом коридоре.

Однако никакого ответа не последовало. Вместо этого он услышал какой-то неясный шум. Звук приближался, нарастая, и наконец он понял, на что это похоже – на шум водяного потока, который несется прямо сюда! Инстинктивно он развернулся в противоположную сторону, а ноги сами понесли прочь, хотя разум отдавал себе отчет в том, что если подводная лодка разгерметизирована, то спасения нет. Вода настигла его, со страшной силой опрокинула, накрыла сверху и понесла дальше, больно ударяя о трубы и выступы стен. Коридор заполнился водой до самого верха, потому что все его попытки всплыть и глотнуть воздуха оказались безрезультатными. В такой ситуации было бессмысленно тратить силы, махая руками и ногами, потому что это лишь сокращало те краткие мгновения жизни, которые ему еще оставались. Он прекратил попытки выбраться и поплыл по течению, надеясь только на чудо и немного – на вместительность своих легких. Однако скоро кислород в них начал заканчиваться и сознание стало меркнуть. Последнее, что он увидел в свете последней его вспышки, была женщина, обнаженная, с длинными рыжими волосами, ее зеленые глаза смотрели насмешливо и дерзко. И еще ему почудилось, что ее тело заканчивалось длинным рыбьим хвостом. «Русалка», – успел подумать он прежде, чем окончательно лишиться чувств.

* * *

Ему показалось, что в следующую секунду после того, как утонул, он снова открыл глаза, но никакой воды и русалок вокруг больше не было, да и одежда была совершенно сухой. Он обнаружил, что сидит в кресле в каком-то помещении, погруженном в полумрак. Причем его убранство, мягко говоря, было вовсе не характерно для подводного плавания и будто бы перекочевало сюда из самой Рейхсканцелярии. Напротив стоял письменный стол красного дерева с аллегорической инкрустацией на передней панели, изображавшей полуобнаженный меч, на нем горела массивная настольная лампа с оранжевым абажуром. Она освещала столешницу, оставляя в тени то, что было дальше, но через верх отбрасывала небольшой свет на стену, где поблескивал золоченый картуш с изображением рыцаря в латах, на плече которого устроилась горгулья, а снизу тевтона обнимал, протягивая вверх костлявые руки, символ смерти – человечий скелет. Однако не это его поразило. Вглядевшись в неосвещенное пространство за столом, Ланселот поневоле вздрогнул – там в кресле сидел Адольф Гитлер. Тот же серый френч, та же ниспадающая на лоб челка, сапожная щеточка усов под носом, однако что-то с ним было не так. Его голова слегка откинулась на подголовник, рот приоткрылся, а выпученные глаза неподвижно смотрели прямо перед собой, не отражая ни тени рассудка. Нет, он не производил впечатления мертвеца, но создавалось ощущение, что напротив сидит бездушная восковая кукла.

«Как же я здесь очутился? – напряженно думал Ланселот. – Ведь вроде бы только что умер, захлебнувшись в тонущей подлодке, и мне чудились призраки и ундины. А теперь сразу вот такая аудиенция! Значит, все это было наваждением, колдовством или худо-бедно гипнозом? И вот теперь я сижу и гляжу на человека, которого весь мир считает мертвецом и который, по правде сказать, сейчас сильно на него смахивает, хотя вроде бы и дышит. Интересно, куда он так уставился и на кой черт я ему сдался? В любом случае из этого положения можно будет, наверное, извлечь пользу. Ну что же, посмотрим, что будет дальше».

От того, что случилось дальше, наш бравый морпех не просто вздрогнул, а даже подскочил на своем кресле. Потому что Гитлер вдруг подал голос. Конечно, если бы он с ним просто заговорил, в этом не было бы ничего удивительного, в конце концов, судьба давно уже заставила его привыкнуть к общению с князьями мира сего, пусть даже и бывшими, но все дело в том, что фюрер избрал для этого весьма экстравагантный способ. Он произносил слова как чревовещатель, то есть совершенно не шевеля губами, не меняя стеклянного выражения глаз и, кажется, вообще не приходя в сознание. При этом голос его неузнаваемо изменился, сделался глубоким и таким низким, что от него вибрировали в животе внутренности. Казалось, существо иного мира властно вещает из этого тщедушного тела, и Ланселот, конечно, сразу догадался какое.

– Ланселот, мой неугомонный друг, – укоризненно, но вроде бы даже по-отечески произнес голос, – ты опять что-то затеял. Я сразу тебя узнал, когда увидел на электростанции вместе с атлантами. Это ведь ты был посланцем от них и американцев в замке Вевельсбург, когда мой бедный, а теперь дохлый, как бездомная собака, слуга Генрих так неразумно решил расправиться с тобой на скорую руку, поджарив, словно яичницу, в ядерном тигле. И именно ты подвернулся нам в Крыму, чтобы в деле при Ласточкином гнезде зачем-то спасти этот гниющий полутруп – Рузвельта, втащив его обратно в машину, когда он, казалось, уже благополучно летел в Тартар. А ты знаешь, сколько сил и времени я положил на то, чтобы все это организовать? Чтобы промыть мозги его охране, особенно этому долговязому, черному, тупому Джиму, который ведь не случайно не закрыл дверцу джипа, в который влез этот калека? Атака немецких коммандос была тогда лишь прикрытием. А вы думали, в ней все дело? Ха-ха! Но какая же была тебе за это награда? Тебя вышвырнули из их Белого дома сразу же, как только не стало хозяина. Атланты тоже тебя не оценили по достоинству, послав в клоаку Нового Берлина сразу после атомного взрыва над Атласом, то есть фактически на верную смерть. Ты для них просто расходный материал. Но я убежден – такой, как ты, способен на большее, на поистине великие дела!

Ланселот вспомнил недавние слова русского ученого: чтобы выжить и победить грозного противника, надо ему немного подыграть. Однако он решил зайти издалека.

– Насколько я понимаю, ты предлагаешь мне перейти на твою сторону. Но какой мне резон переходить в стан противника, когда он повержен и отовсюду бежит?

– Ого! Вот теперь я слышу речь не мальчика, но мужа! Ты прав, это было бы глупо, потому что вставать надо всегда на сторону сильнейшего… Только с чего ты решил, что я бегу? А-а, понимаю, ты смотришь на это никчемное тело. Да, я использовал его в моей борьбе и даже чуть было не достиг успеха. Но что делать, против меня выступили мощные силы, и я временно отступил. Но помнишь ли ты, что писал в своем Откровении ваш Иоанн Богослов: «Перед снятием седьмой печати наступит безмолвие как бы на полчаса». Это тишина перед бурей, которая всколыхнет мир. На самом деле вся ваша последняя «мировая» война была лишь эффектной трескотней, дымовой завесой, отвлекающим маневром от истинного театра действий. Настоящая битва, которую мир не заметил, состоялась за Агхарту, точнее, за ее древнее оружие, которое теперь у меня, так же как и новейшее оружие людей, созданное под занавес этой вашей войны, причем с обеих сторон. Так что я уже практически победил! И ты, Ланселот, можешь помочь мне вступить в союз с Америкой, где ты знаешь многих важных политиков и военных.